Бог осени вообще мог не возвращаться. Он мог не заходить в поселения, мог не переворачивать на небо крынку с облаками и не подымать его выше, на своих плечах. Он мог не возвращаться. Все могло бы быть проще и быстрее. Природа не была против. Лето перетекало бы в зиму. Зеленые листья и трава, могли бы мгновенно покрываться коркой льда и выдерживать слои инея, все могло бы выглядеть иначе. Лес бы не был так обнажен, все становилось бы бирюзового, холодного, как само море, цвета, даже ночь ложилась бы мягче. Но люди просили Бога вернуться, каждый год. Они теребили поля, как колокола, требуя, принося дары и сжигая горы подсолнухов. Все ждали. Когда солнце станет мягко-желтого цвета, загремят бубны и придет Осенний Бог. Тогда ветра начнут свататься к колосьям и просыплются семена, которые пожнут со следующими кострами.
Ведьмы садились у костра, на берегах рек и озер и раскидывали камни, которые отсвечивали чем-то с позолоченным и рыжим. Рыбы опускались ближе ко дну, гладь вод стихала и какая-то редкая нежить играла на лире. Все слушали как шуршит высыхающий колосок.
Бог осени не мог даровать ничего, кроме дороги. Он сметал все старые следы и вычерчивал новые тропинки. Откуда они брались? Кто знает...
Трава высыхала и под ней уже был новый путь. Он не посылал ветра в помощь и не запускал в пусть с идущим поющую птицу, он просто стирал следы и чертил дороги. Кто решал пойти по ним, уходил.
Корабли в ту осень отплыли далеко от берега. Кто бы не щурил зоркий глаз, все равно уж не мог их разглядеть. Горизонт поглотил их очертания и волны теперь спокойно плескались, если какая-нибудь чайка не пролетала так близко к воде, что заставляла ее всколыхнуться.
Один из семи ветров, растревожив все поля, присел на камень и начал рассказывать сказку, уже умирающим, стрекозам.
В тот год, Бог Осени задержался, никто и не рассчитывал уже на новые пути, поэтому, мужики начали запрягать телеги, чтобы свозить урожай. Никто уже не решался ждать. И только один юноша, нашедший пожелтевший лист клевера, знал, что скоро птицы двинуться к теплу а воды стихнут. И когда все лошади были собраны и подкованы, телеги скрипели от количества тыкв и подсолнечника, первый ветер пробежался по волосам торговцев. Зазвенели бубны и колокольчики, ракушки на одеянии Бога бились друг о друга и создавали музыку, которую перехватили кузнечики и птицы.
- Он вернулся, - сказал юноша, - а значит, я останусь ждать своего пути, не ходите за мной до следующих костров, летом, тропинку затянет зеленой травой, а зимою заметет снегом, весною там будут болота, такие, что вы насмерть погрязнете, а осенью я вернусь.
Мужики покачали головами, но спорить с юношей не стали.
Ему что терять? Ничего за душой, да и душа, как калач, с дырами, такими, что ветер свищет.
Когда высохла вся трава, закатное солнце алым осветило узкий путь. Юноша ступил на него и пошел к горизонту. Поселение стихло и забыло о нем.
Природа пускала все своим чередом. Зимою засыпало снегом и мело метелью, весною стояли болота и поливало дождем, летом, зной вырастил огромные сорняки, которые скрывали даже хижины.
А осенью на горизонте появился силуэт, который прошел сквозь поле, на котором не было и следа тропинки. Он присел на землю и сказал собравшемуся люду, что дорогу всегда осиливает только идущий. Никто ничего не понял и все разошлись по домам. И только юноша знал, что нужно иди всегда, потому, что Бог Осени в свой приход, стирает все дороги следы прошлого и разрешает все делать по-своему, по новому пути.
На утром появилась новая тропинка и следы на ней. Юноша исчез. Мужики сказали мне, что ведет она то ли к горам, то ли к морю. Но никто не пошел, потому, что не осилят, дураки.